Название: "Мой котёнок»
Автор: LaDyPunK
Фэндом: аниме "NARUTO".
Жанр: романтика, немного трагедии, сёнен-ай
Рэйтинг: G
Дискламер: персонажи принадлежат Масаси Кисимото
Пэйринги: Майто Гай/ Рок Ли
Саммари: история отношений, скрытой от глаз окружающих.
Размещение: с уведомлением мне.
От автора: возможно, сплошной ООС, но я вижу героев и их отношения именно такими.
Язык: русский.
Статус: закончен.
Мне 6.
Тебе – 18.
Погода Конохи – слепое бесчувствие.
Утро. Затравлено убегаю, спасаясь от шумных, уверенных криков «БЕЗДАРНОСТЬ!». Прижимаю пыльные ладони к глазам до ярких вспышек.
- Нет-нет… я не такой…
- Ты не такой… - воображаемый друг гладит по голове, отнимая руки от лица. Срываюсь на плач, опустошая себя очень быстро. Плакать нечем. И незачем. Хватит.
- Тренируйся. – Слово за слово, и скакалка вложена в руки.
Сбитые в кровь колени, длинные полосы на голенях от скользящих ударов.
-175, 176, 177…
178 – мой всегда неудачный. Как, впрочем, и многие другие подходы. Спотыкаюсь, жадно прижимаясь к земле всем телом, сдирая кожу ладоней в кровь. Трясущиеся руки нехотя поднимают тело, сглатываю слёзы.
- 179, 180, 181…
«Они не будут надо мной смеяться. Я научусь, я стану превосходным ниндзя…»
Один. Даже тень куда-то делась, иссушённая тучами на небе.
- 264, 265, 266…
Голос дробится в голове, сплетаясь эхом с пружинистыми ударами подошв о землю.
И так до сумерек, до заката, приносящего с собой полное изнеможение, обнимающего проступающими звёздами, только задери голову. Тут можно передохнуть, наскоро проглотив ужин. Можно лечь на спину, знакомо пересчитывая созвездия. Вот новая звезда – кто-то родился…
… - 121,122,123… - день за днём всё то же. Сегодня слепит солнце, поворачиваюсь к нему спиной. Никто не помешает, даже воображаемый друг ушёл, не желая добровольно плавиться в полуденном мареве. Тень прыгает следом. Ну, хоть она не одна. Хоть у неё есть друг. Высокий такой и стройный, неподвижно лежит на земле рядом, уперев в бока руки.
Резко замираю.
- Привет. А я давно смотрю за тобой.
Жарко смущаюсь, роняя скакалку. Давно?.. За всеми моими падениями, слезами, разговорами в пустоту?.. Оборачиваюсь, сдвигая брови. Рвущийся окрик гаснет, не доходя до горла. Глупо замираю с открытым ртом. Ты высокий, куда выше меня и моей тени. Выше моего друга. Заслоняешь собой солнце: и в этот раз и во все последующие, годами бальзамированные разы. [Даже когда я вырасту и стану наравне с тобой].
- Привет. Ты хочешь стать моим учеником?
Воображаемый друг всё решает за меня, флегматично помахав ладонью из-за ствола дерева, растворяясь.
Мне 7.
Тебе – почти 20.
Погода Конохи – туманное предчувствие.
Просыпаюсь, собирая волосы, заплетая в косицу. Провожу рукой, пропуская жидкий шёлк сквозь пальцы, натыкаясь на сопротивление. Самые кончики связаны в крепкие многочисленные узелки. Дурной знак, предвещающий скорую беду. У волос своё мировоззрение. А я им верю, глупый мальчик. Чужой ещё дом, непривычный и просторный, слишком большая кровать для семилетнего ребёнка. На вырост? Как долго я буду с тобой?
«Всегда» - гоню воображаемого друга из угла комнаты прочь.
Спартанская собранность, никаких поблажек. Умываюсь студёной водой, бегу в Академию…
… «БЕЗДАРНОСТЬ!»
На обед – пыльная буря, нас разнявшая. Не выдерживаю больше ослепительных криков под низким и медовым солнцем, бросаюсь кошкой. Мальчишка кричит в голос, отпихивая меня ногами; испугано закрывает руками лицо. Врываюсь костяшками пальцев в нежную кожу, превращая в кровавое месиво. Тебя вылечат, за это я спокойно уверен. Но больше всего мне хочется сейчас отдалить тебя от рубежа возможного исцеления, навсегда изувечить шрамами – за каждую букву в ненавистном слове.
- Да он с ума сошёл, кто-нибудь, стащите его!..… Всё ещё вздрагиваю от не прошедшего возбуждения драки, покорно сижу у тебя в ногах. Распутываешь волосы, собирая в кучку веточки, застрявшие сухие листья. Откуда, ведь сейчас – лето? Мои руки – в твоих ладонях. Смываешь кровь, нежно проводя мягкой тряпочкой. Мою, чужую, смешавшуюся бурыми разводами.
- Тебе должно быть стыдно, Ли… - слова серым пеплом слетают с губ, опускаясь на мои разодранные о камни плечи. Сжимаюсь в комок, оправдываюсь.
- Слабые боятся сильных, Ли, - перебиваешь, продолжая осыпать горящими хлопьями. Каждое касание жжет больнее йода, - слабые подначивают, кусая исподтишка. Но в твоих силах изменить этот мир. Кто как не ты?
- Я всего лишь ребёнок, сенсей.
- Ты – мой ученик. Я не воспитываю чёрствость, зависть, превосходство. Ты – ничем ни лучше других.
- Но я не мог больше сносить этого! И я не мог проиграть…
Задумчиво наматываешь на мои запястья бинты.
- Бывает так, что единственный путь к победе – это сдаться…
Злорадно сжимаю разбитые кулаки:
- А всё-таки ему досталось…
- Постарайся ограничиться победой. Никогда не издевайся над тем, кто тебя слабее, Ли…
Улыбаюсь, стряхиваю пепел со спины. Он растворяется, не долетев до грани пола. Замечаешь мою улыбку, осторожно берёшь лицо в руки:
- И никогда не сожалей о том, что заставило тебя улыбнуться...
Мне 8.
Тебе – намного больше.
Погода Конохи – знойная решительность.
Я стою перед зеркалом, стягивая ноющими пальцами резинку с волос. Аспидные пряди мягко ложатся на плечи, свисая чуть ниже лопаток. Трясу головой, прикладываю ладошки рёбрами. Да. Вот так. Закрываю глаза, хватая ножницы. Щелчок и голове намного легче. Мёртвые пряди скользят по рукам, извиваясь и корчась. Молча собираю, даже не смотря в глаза своего отражения, несу волосы в комнату. Отражение в спину качает головой…
… Ты любишь камин. И своё кресло-качалку. Любишь, наверное, больше меня.
- Мне холодно, Ли, - сказал ты мне однажды, перебинтовывая новые ссадины и царапины на моих руках. Я не понимаю, ведь твои пальцы – они горячие. Смуглые, сильные и горячие. Похожие на ветки ожившего дерева. Тонкие, длинные. Наблюдаю, опустив глаза.
- Как это, учитель? Ведь вы же – солнце в зените.
- Мне холодно. Внутри, мой маленький, тебе пока не понять...
…Камин горит, даже в самую жаркую погоду. Вытяжка работает на всю мощь, создавая лёгкий сквозняк, вздымая волосы снизу. И мои мёртвые пряди шевелятся, приподнимаются, щекоча лицо, стараясь вырваться из пальцев. Подхожу, с размаху швыряя ком в огонь. Комната заполняется дымом, тошнотворным запахом сгоревшей шерсти, треском, пеплом. Кашляю, распахивая окно, машу руками, уклоняясь от горящих кусочков.
- Ты идиот, Ли… - крепкая рука на плече, рывок и я перед тобой. Глаза в глаза – чёрные, бездонные, они врываются в мои, тянутся, шепчут... Моргаю, обрывая связь.
- Ты идиот. Зачем?..
С полуслова. Срываюсь на плач, заглушаемый рёвом печи, продолжающей сжирать останки моих волос.
- Хочу быть как вы, сенсей!..
Вздыхаешь, сжимая зубы. Я вижу, как твои скулы на мгновение стали острее, лицо снова смягчилось.
- Как я?.. Тогда позволь мне подравнять это безобразие…
…И вот я сижу на твоих коленях: разомлевший, приласканный, а ты ловко орудуешь ножницами, щёлкая над самыми ушами.
- Ну вот, – вздох, - теперь как я…
В голосе то ли отчаяние, то ли смирение. Мне 8, и я не понимаю твоей интонации.
- Спасибо. Пойдёмте, посмотрим… - почти умоляюще тяну тебя за руку в ванную, подлетаю к зеркалу.
Ты мог быть моим папой. Или старшим братом.
Но ты – мой любимый. И ты никогда не узнаешь об этом.
«Никаких поблажек, Ли».
Отражения в лоб качают головой.
Мне 9.
Ты недавно разменял третий десяток.
Погода Конохи – редкое откровение.
Неслышно захожу в комнату. В лицо ударяет привычный сквозняк, тянет внутрь. Ты сидишь ко мне спиной, в просторном халате до пола. Кресло-качалка неподвижна, и только мир слегка покачивается вокруг неё, глухими толчками отдавая в ступни. Сидишь, подобрав под себя ноги, зябко замерев в немом созерцании пламени. Мягко ступаю, не отрывая глаз от огня.
- Закрой дверь, Ли. Мне холодно…
Тебе всегда холодно, даже на улице, в полдень. Твой тренировочный костюм, - для меня он жаркий. А ты часто дрожишь в нём, как в лихорадке. Дома я могу подойти и взять твою руку. На тренировках только жалобно провожать взглядом.
Забираюсь на колени, утыкаясь лбом в пылающую грудь. Удивлённо прижимаюсь губами.
- Сенсей, у вас температура!
- Да… нет.… Что-то происходит со мной.… Это чертовски больно, оказывается, осознавать, что тебе никто не нужен, и некого любить. Или просто я не способен на такие чувства. Человек, внутри которого пусто и страшно…
Вскидываю глаза, детским умом понимая, что что-то происходит, но не в силах разобрать причины. Быстро, испугано шепчу:
- Нет, что вы! Вы ведь так добры ко всем! Вы… вы вот огонь любите! И тепло!
Секунду борешься с собой и своими недавними словами. Что-то рвётся из тебя. Недосказанное. Усмехаешься, дробя в глазах языки пламени подступившими капельками, вздыхаешь.
- Я тебя люблю, мой котёнок… больше всех…
Как всегда, ничего не объясняя.
Впервые ты назвал меня так, в болезненном бреду. Впервые наклонился, целуя сухими губами в краешек рта. Я замираю, и не рассчитывая на большее. Из иллюзий нельзя напиться, но в них ведь можно утонуть…
Мне 12.
Тебе – 24. Ты старше меня ровно на пол жизни, мудрее на целую Вечность.
Погода Конохи – мой день Рождения.
Дождь меланхолично лупит по крыше, - валяюсь в постели, только проснувшись. Как и много лет подряд, привычно достаю спички из прикроватной тумбочки, зажигаю одну за другой, задуваю. Ровно 12. Желание уже даже не нужно придумывать, оно неизменно на протяжении шести лет.
«Будь со мной».
Дверь скрипит, я еле успеваю обернуться, как на подушку опускается пирог, обдавая меня ароматом печёных яблок, костра и мёда. Такие жёлтые и оранжевые запахи, золотистые, как корочка патоки на его верхушки, - совсем не подходят к этой погоде. Вскидываю глаза.
-С днём Рождения… - голос хриплый и тихий. Рука на мгновение опускается к моим волосам, потрепав. Ласковый, как всегда чуть отрешённый. Только со мной ты настоящий. Только тебя я боюсь на самом деле. Забавный, дурашливый, несобранный и безалаберный, вечный соперник Какаши, - мне этому нет допуска…
…- Я буду держать тебя в строгости, только с этим условием, - сказал ты мне однажды.
И я согласился, даже не задумываясь. А ты не сдержал обещание. Я могу теперь сесть на твои колени, расправляя пальцами складочки костюма. Могу дышать в твоё ушко, обвивая руками за шею. Могу даже опрокинуть на спину, пересчитывая дорожки радужной оболочки, наблюдая, как сокращаются твои зрачки в такт размеренного пульса. Но ты по-прежнему станешь улыбаться, отводя глаза в сторону, задумчиво перебирая пальцами мои смоляные волосы. Безучастно. Без сопротивления…
Не пытаюсь понять и разобраться в наших отношениях. За эти шесть лет, проведённых с тобой, я полон твоей философией.
- Будущее, Ли, - это иллюзия. Будущего у нас нет.
Как всегда, то ли говоришь о тебе и обо мне, то ли обо всех людях в частности. Хотя, какие «мы».… Есть только «ты» и «я», притянутые друг к другу четырьмя стенами.
- Только прошлое, - вот что реально. Можно жить лишь воспоминаниями. Но не мечтами…
Вслушиваюсь, фильтруя в себе каждое слово, раскладывая по пыльным полочкам…
…-С днём Рождения.
- Спасибо… сенсей… - Выбираюсь из под одеяла. На тебе – тёплый свитер крупной вязки. Конечно, в дождь тебе слишком холодно. Поспешно задёргиваю шторы, но стук по крыше невозможно унять.
Замечаешь мой жест, смущённо улыбаешься.
- Всё хорошо. Правда, всё замечательно!
Отламываю кусок пирога руками, тяну тебя за запястье, усаживаю на постель, забираясь на колени. Настойчиво утыкаю печёную сдобу в губы, - ты покорно приоткрываешь рот. Я не уверен, что ты голоден, но пирог ещё горячий и, должно быть, очень вкусный. Кусаю с другого бока, зажимая кусочек между нашими губами. Яблоки тают на языке, собираясь у нёба, поспешно глотаю. Ты вяло жуёшь со своей стороны, прикрыв глаза. Доедаем, с минуту сидим, прижавшись губами. Они липкие и сладкие.
Отодвигаюсь, скрадывая вздох.
- Очень вкусно, сенсей…
- Что ты загадал, Ли?..
У нас нет будущего. Поэтому…
- …Какая разница…
- Мне есть разница. И не груби мне.
Мне всё равно уже. За много лет эти три слова утратили восхитительную белизну. Мы говорим их друг другу часто. На людях.
«О, мой любимый учитель»!
«О, мой любимый ученик»!
У нас нет будущего, и я привычно живу прошлым, бережно храня в памяти твой бред старой болезни. Так пусть и это станет дополнением к поросшим пылью архивам.
- Я загадал, что бы вы всегда были рядом. Я люблю вас, сенсей.
Впервые говорю святые для меня слова безжизненным голосом. Секунды съедают Будущее, на мгновение делая Настоящим и навсегда унося в Прошлое. Собираю крошки с кровати, беру на руки тарелку, увязая в ходе времени, делаю шаг к двери. Неуловимый шорох за спиной и… видимо, что-то было в моих словах. В моих силах. Ты стягиваешь свитер через голову, бросая на разворошенную мной кровать.
- Что-то и вправду тепло сегодня, мой котёнок...
Мне 13.
Тебе – 25.
Погода Конохи – военное положение.
Угроза от Звука, тёмная и тяжёлая, как гудок горна по утру. Миссии ранга «А» стали привычным делом. Мужчины уходят всё дальше, возвращаются дольше, а мы, дети, несём посты вокруг деревни.
Однажды ты приходишь, подгоняемый в спину осенним ветром, зябко ёжишься, собираешь вещи. Замираю, придушенный гадким предчувствием, не в силах пошевелится. Только губы шепчут, ещё не схваченные инеем страха:
- Надолго?..
Поднимаешь глаза, - пустые и тёмные. Сегодня я забыл разжечь камин, и на дне его томно тлеет зола.
- Сосчитаешь до 178 тысяч, и я вернусь.
Ты знаешь, что 178 – мой неудачный. И я тысячи раз собьюсь со счёта, прежде чем доберусь до желанной цифры. Не смотришь в мою сторону, отводя взгляд, присыпанный золой. Только сейчас замечаю, какие пепельные тени лежат под твоими глазами. Сколько ночей ты не спал, сенсей?
- Я могу начинать считать прямо сейчас?
- Дай мне уйти за ворота.
- Но…
Разворачиваешься, сжимая исхудавшими пальцами лямки рюкзака.
- И что бы горел камин, когда я вернусь.
Не поцелуешь и не обнимешь, с некоторых пор мне кажется, что ты намерено избегаешь меня, боясь заразиться безумием привязанности. Мне кажется, что от меня она исходит волнами, щупальцами, в агонии тянущимися к тебе. Вот и сейчас, пытаюсь удержать тебя на месте каждой клеточкой воспалённого мозга. Но дверь закрывается с каким-то победным стуком…
…Теперь этот дом - мой. И кресло качалка – моя на время. До твоего прихода. Просиживаю в ней вечерами, с каким-то фанатичным упорством поддерживая пламя камина. Огонь сжирает поленья, ветки, солому. Сжирает мои глаза бесконечным движением пламени, мои письма, которые я пишу тебе каждое утро, что бы донести до вечера и безжалостно бросить в огонь. Мой главный ужас, что камин потухнет. И ты не вернёшься. Словно мои старательные и запретные походы в лес за дровами, мои бессонные ночи на коленях перед горячей решёткой, - всё это как-то поддерживает жизнь не в печи, а в тебе. И я испугано вздрагиваю от каждого лопнувшего, влажного полена, от каждой искры, вылетающей в полумрак комнаты. Щёки пылают, лоб пылает. Мне кажется, или я заболел?..
Мне 14.
Тебе – должно быть 26.
Погода Конохи – открытое столкновение.
Уже долгое время зима, мне кажется, что она длится ровно год и три месяца с твоего ухода. Давно досчитано до 178 тысяч 178 раз. Но тебя всё нет. Камин – мой лучший друг, твоё кресло – подруга. Я разговариваю с ними, знаешь?.. И голос камина – он низкий, как ветер в трубе. А кресло часто и много молчит, нехотя выскрипывая ответы.
Редкие слухи с передовой всё тревожней и тревожней. Вчера доставили Какаши - сенсея, без сознания, истекающего кровью. Я видел из окна, как его бережно несли по заснеженной улице, окропляя дорогу красными узорами до самых ворот больницы…
«С ним всё будет в порядке» - выдувает пламя камина.
«С ним всё будет в порядке» - вяло покачивается кресло.
«С ним всё будет в порядке» - обещают деревья и иней на окнах.
В наш дом всё чаще забегают смутно знакомая девочка с двумя шариками на голове и молчаливый мальчик с белыми глазами. Я видел их раньше, в прошлом, когда было тепло и солнечно. Когда рядом был ты. Они меня кормят, протискивая между зубов безвкусную пищу, не имеющую запаха. Девочка ставит мне на лоб влажные компрессы, ставит градусник. Но я ведь не болен. Мне просто очень-очень холодно, и ожидание тугими кольцами сдавливает лёгкие, заставляя кашлять. Теперь, мне кажется, я тебя понимаю. Девочка меняет воду в маленьком тазике, выжимает полотенце.
- Знаешь, Ли, говорят, сенсея видели в деревне Тумана… она горит сейчас.
Всё верно. Ты там, где огонь. Деревня должна гореть, ты должен быть там, где пожар. Быть может, от сотни сожженных зданий тебе станет теплее?
Девочка убирает с моего лица пряди волос, кладёт влажную ткань. Чёлка отросла и касается краями губ, но все эти годы меня стриг ты. И я никому не доверю это священное действо. Даже себе, пусть растет.
- Ли, тебе, должно быть жарко в этой кофте. Давай снимем?
Говорит со мной как с ребёнком. Как со мной когда-то говорил ты и мне тоскливо от этих слов и хочется выть. Нет, девочка, мне не жарко в его свитере крупной вязки. От шерсти пахнет тобой. Резким, свободным, пряным запахом востока и полуденного солнца.
- Оставьте меня.
Голос хриплый и чужой. Не твой и не мой. Должно быть, это сквозняк выдувает слова в трубах. Мальчик вздыхает и тянет девочку за руку. Дверь закрывается с каким-то испуганным стуком.
Складываю руки на подлокотнике и плачу впервые за много лет, отвернувшись от пламя камина. Хорошо, что ты не видишь мою слабость, сенсей…
Мне скоро 15.
Ты жив вообще?
Погода Конохи – тупое равнодушие.
Я превратился в маленький сугроб на обветшалом кресле-качалке. Огонь теперь поддерживает какая-то девочка и какой-то мальчик с прозрачными глазами зимнего неба. Они перешёптываются вокруг меня, осыпая снегом заботы, кажется, кормят и поят, с силой разжимая рот. Я улыбаюсь, отводя глаза в сторону, задумчиво перебирая пальцами распущенные петельки свитера крупной вязки. Безучастно. Без сопротивления.
Деревня Тумана сгорела дотла и больше тебя не видели.
Девочка смотрит на меня, со вздохом закидывает за решётку камина дрова, в его ненасытную утробу. В открытую дверь входит мальчик, сбивая снег с обуви, заносит новое топливо.
- Идём, Тен-Тен… на сегодня всё.
Кто-то исчез из дома и голоса затихли. Голова тяжёлая на одеревеневшей шее. Пальцы вросли в подлокотник, пуская длинные корни.
Из глаз течёт что-то тёмное, тягучее, опутывая предметы комнаты дрожащим маревом. Зарываюсь в тяжелый сон бесконечного счёта раз.
…Снится жар, огонь, пламя, пожарище, пепел и ты среди сгоревших остовов зданий. Я рад за тебя, тебе там тепло. Там даже нет снега из-за постоянного жара, бутонами прорастающего в небо. Ты любишь огонь и тепло. Я за тебя рад…
Просыпаюсь от малейшего изменения температуры, подскакиваю в недовольно скрипнувшем кресле, с размаху падая на пол. Огонь горит в половину.
Всё тело бьёт крупной дрожью, зубы дробятся друг о друга с фарфоровым стуком. Нет - нет, огонь должен гореть на всю мощь, собирая пылинки тянущимся сквозняком.
Как я посмел уснуть.…
Хватаю первое попавшееся полено, настойчиво сую в камин. Рукава свитера занимаются пламенем, вкрадчиво поедающим висящие петли, - торопливо бью себя руками, не чувствуя боли.
На плечо опускается рука, спешно стряхиваю. Входная дверь открыта настежь, и по полу стелется позёмка снежной крупы, превращаясь в лужицы на разогретом камином полу.
Какой идиот открыл дверь?
- Разве так встречают вернувшегося с того света? – голос ласковый и чуть хриплый. Немного обиды хлопьями опускается на мои скрученные немотой плечи.
Замираю.
Рывком оборачиваюсь, с размаха утыкаясь лицом в заиндевевшую куртку, сжимаю пальцы. Всхлипываю, а щекам течёт оттаявшая вода. Твои руки обнимают, дрожа. Пальцы – они ледяные. Боже, как должно быть замёрз ты, любимый.
- Сенсей… я… считал!.. Я разжигал огонь, я вас так ждааааал…
Разжигал слезами, обрывками писем, своими глазами и рукавами обгоревшего свитера. Так много нужно сказать, что слова, толкаясь, застревают в горле. Плачу навзрыд, боясь разжать побелевшие пальцы.
Подхватываешь меня на руки, устало опускаешься в кресло.
Позёмка метёт, покрывая пол ровным слоем.
Камин затухает.
- Сенсей! Огонь… - сдуваю с лица налипшие длинные пряди, испугано тянусь к сложенным аккуратной горкой дровам. Ты опережаешь меня, беря смуглыми пальцами кем-то забытый тазик с водой, с шипением заливаешь пламя.
Кресло – качалка удивлённо скрипит.
Таращусь, не в силах вымолвить слова. Киваешь, со звоном убирая посуду.
- Я ненавижу огонь, мой котёнок… я видел слишком много огня…
Слежу за губами, и мне не верится, что я снова слышу твой летний голос полудня.
С полуслова.
Прижимаешь меня к себе, к самому сердцу. Слушаю стук, затаив дыхание.
- Теперь мне никогда не будет холодно. Я всё понял. Я дома. Я навсегда с тобой.
Наклоняешься, впервые крепко целуя мои губы морозными губами аромата спелых яблок.
И я неожиданно вспоминаю, что ту девочку звали Тен-Тен.
А мальчика – Неджи.
