Автор: Ookami-chan
Название: Твоё лицо
Рейтинг: NC - 17
Пейринг: Итачи / Саске; Итачи/Гаара; Гаара/Итачи/Саске
Бета: -
Фандом: Naruto
Дисклеймер: отказ от прав, персонажи не мои, всё принадлежит Кишимото Масаи
Жанр: Яой…
Предупреждения: изнасилования, инцест, а потом и «групповые снимки». Короче, все радости жизни.
От автора: Не умею заполнять этот пункт. Скажу только, что мне было интересно над ним работать.
Посвящается Темари a.k.a Таюе
Слёзы. Слёзы на твоём невозможно прекрасном лице. На твоём холодном, почти неживом лице. Прозрачные солёные капельки застывают крошечными полосками на щеках. Полосками, едва мерцающими в свете молчаливой луны. Такой же холодно-прекрасной, как и твоё лицо. Я не знаю, любил ли я тебя на самом деле, да и можно ли это вообще назвать любовью. Просто страсть, просто желание. И ничего больше.
Тебе хочется плакать, и я прекрасно понимаю тебя – у самого горло давно пересохло от слёз. Каждую ночь я задыхаюсь от их удушья, каждую ночь я вспоминаю о тебе. Мой глупый маленький брат!
Наверное, когда-то мы действительно верили друг другу. Когда-то действительно ждали и надеялись на взаимность. Но всё рухнуло. За секунды. И стена, что мы выстраивали все эти годы – холодная стена из боли – она, наконец, была завершена. И я положил последний кирпич. И зацементировал кровью. Твоей, моей… Кровью всего клана.
Ты меня возненавидел, и я понимаю, что уже никогда не простишь. Но сейчас…
Слёзы ручьями льются из глаз. Ты кричишь, и это уже не вопли боли или отчаяния. Признайся, тебе это нравится. Нравится, когда мои руки пробегают по твоей спине, нравится, когда язык ласкает каждую клеточку твоего тела, заставляя таять.
Мой глупый маленький брат! Ты прекрасен, когда вот так наслаждаешься тем, что я рядом. Вновь рядом. И опять ты растворяешься в моих объятиях. Странно понимать, что ты когда-то любил меня. Странно вспоминать расцветавшее в груди чувство, что я испытывал к тебе. Странно и то, что ты мой брат.
Твой стон огненной стрелой пронзает тишину летнего вечера, и я лишь сильнее вжимаю тебя в стену. Ты уже не пробуешь сопротивляться, только твой пустой, холодный взгляд постепенно выводит из себя.
Я осторожно спускаю твою рубашку с плеч, нежно касаясь языком, обвожу контур печати Орочимару. Противно осознавать, что кто-то другой вот так же обнимал тебя. Эта мысль сводит с ума и немного заводит. Самую малость. Наверное, я стал просто бесчувственным. Наверное, я стал походить на Гаару.
Ты закрываешь глаза, когда моё колено надавливает тебе между ног. Я заставляю тебя повернуть голову, держа за подбородок, приоткрываю рот. Мой язык глубоко проникает тебе в рот, пробегает по нёбу. Твой – маленький и неловкий, пытается выдержать этот чудовищный напор, ты даже пытаешься отвечать. Чувствуя себя ненасытным животным, ещё глубже проникаю тебе в рот.
Мой маленький брат, ты так стонешь.… Своей тонкой, нежной рукой, ты хватаешь меня за запястье, и тянешь мою ладонь себе меж ног. Это молчаливая просьба, которую я не могу не исполнить.
Мои ловкие, натренированные пальцы осторожно расстёгивают ширинку твоих шорт. Лёгкая ткань медленно сползает с твоих изящных, точёных бёдер. На секунду твои глаза расширились, из горла вырвался протестующий вопль, однако я быстро заглушил его, известно каким способом.
Заученным до автоматизма движением, переворачиваю тебя лицом к стене, заламывая за спину руки. Никаких криков: «Я убью тебя!» или в духе «Отпусти, сволочь!». Только крепко зажмуренные тёмные глаза.
Это настораживает и немного радует. По крайней мере, не придётся вновь зажимать тебе рот.
Когда мои пальцы находят вход в твоё тело, ты как-то неестественно выгибаешься, словно пытаешься убежать. Властным движением возвращаю неподатливое тело в исходное положение.
- Я ещё даже не начал. Куда же ты убегаешь, братик? – тихий, полный ненависти шёпот щекочет твоё ухо. Ты снова стонешь, и пытаешься отвернуться. Я беспощаден. Ухо подвергается повторному издевательству, правда уже со стороны языка. Тонкий и мокрый, он проникает в раковину, зубы покусывают мочку.
Рука тем временем настойчиво продолжает дело. Твоё тесное и узкое отверстие с трудом вмещает мои пальцы, но ты уже явно не девственник. Ксо. Какая же это скотина посмела касаться моего мальчика? Найду – убью.
Сладострастные вздохи отвлекают от чрезвычайно важных мыслей. И тут же сменяются весьма нелицеприятными высказываниями в мой адрес.
- Сердишься, будучи в таком положении?
Но нет ответа… Молчали холмы. Во мне вскипела элементарная обида. Поэтому я решил, что подготовка закончена. Не думай, что буду, милосерден за такие слова, братик!
Ты вздрагиваешь, и как-то по-детски вскрикиваешь, когда я вхожу в тебя. Выгибаешься всем телом, прижимаясь ближе ко мне. До упора, до конца. Я знаю, что тебе больно, знаю, ибо сам не раз испытывал эту сладкую боль.
- Потерпи, малыш,- боже, что я говорю, будто ты и сам не знаешь! Почему-то сразу представляю тебя, бессильно бьющегося в экстазе, в объятиях светловолосого мальчика из Конохи. Или в лапах этой жирной змеи – Орочимару.
Ревность горячей волной разливается внизу живота, и я начинаю движение. Сразу грубо, сразу с силой насаживая на себя твоё маленькое, хрупкое тело. И мне ничуть тебя не жаль.
Воздух становится густым и тягучим, словно масло, кажется, что можно порезать его ножом. Двигаться становится всё сложнее, дышать вообще невозможно. Чувствуешь ли ты тоже самое, мой брат?!
В неимоверно узкой тесноте твоего тела слышатся уже неприятные звуки в клочья разодранных внутренностей. Наверное, я был слишком груб. Но ты не обращаешь на это внимания, только сильнее прижимаешься ко мне. Судя по твоим крикам, ты уже близок к концу, и я машинально ускоряюсь. Вот ещё немного. Всё.
Знаешь, довольно неприятно слышать не своё имя в момент оргазма. Твой вопль «Наруто!», словно острое лезвие катаны, разрубает воздух, и больно режет слух.
Спокойно одеваюсь, и бросаю привычно-дежурное «В тебе ещё недостаточно ненависти!»
Ухожу. Мы ещё встретимся, и, думаю, скоро.
* * *
- Ты меня даже меня слушаешь!
- Нет, - довольно грубо отрезаешь ты.
Я послушно замолкаю, наблюдаю, как ты неспешно раздеваешься, параллельно прохаживаясь по комнате, задергивая шторы.
- Я вот что понять не могу – месяцами обо мне не вспоминаешь, а как что, так пожалуйте, послушайте мои бредни! Не-на-ви-жу, - резко поворачиваешься. В глазах – холод, на лице призрение.
Я закутываюсь в плащ, обиженно отворачиваюсь. Тоже можно побыть гордым.
Выждав ещё секунду, но ничего путного от меня не дождавшись, продолжаешь раздеваться. Искоса поглядываю на тебя. Ты красивый. По крайней мере, твоя красота не такая, к какой я привык.
- Почему ты раздеваешься?
Непонимающий взгляд.
- Лично я собираюсь в ванну, и спать. Был тяжёлый день.
Холодно. Чего ж так холодно?!
Разворачиваешься, стоишь мгновение, и всё-таки уходишь. Привычно следую за тобой. Даже закрытая дверь не становится помехой, вхожу в комнату, тихо прикрыв её за спиной.
- Выйди, - кабинка душевой недружелюбно залапывается перед носом.
Ничего не остаётся делать, только смирно сесть на перевернутую корзину. В который раз за день прокручиваю недавние события. Где-то в глубине души, запрятанная за семью замками, томится и мучает угрызениями совесть. Однако, хладный рассудок, остающийся неизменно трезвым, быстро заглушает её протестующие, несмелые высказывания.
- Шампунь дай, - твой привычно-бесстрастный голос выдёргивает из глубин сознания. Видимо, ты повторяешь это не в первый раз, ибо затем последовало: «Что, ушёл в себя, вернусь не скоро?»
Наугад хватаю баночку, и передаю в выжидающе подставленную руку. Мельком примечаю розовую обёртку, и ярко-синюю надпись «Только для окрашенных волос». Минуту продирает беззвучное хихиканье. Затем, выдаю, напополам со смехом:
- Гаар, ты крашеный что ли?
- Урусай!!! – от гневного вопля мурашки бегут по коже, - Идиот, это Темарино!
На секунду из-за двери кабинки показывается твоя, мягко скажем, недовольная мордочка. Польщенный тем, что ты соизволил меня лицезреть, но тут же расстраиваюсь, ибо ты появился лишь затем, чтобы грубо кинуть в меня вышеописанной баночкой. Обидно.
- Синюю дай.
И закрываешься снова. Умно…
Секунду думаю, затем начинаю не спеша, раздеваться, нарочито осторожно складывая одежду. Ловлю своё отражение в мутном от горячего пара зеркале. Привычная ухмылка косым шрамом перерезает лицо.
Тихо открываю дверцу, взгляд упирается в твою спину. По-гордому прямую спину, с величественной осанкой Казекаге. Токая линия позвоночника, слегка выпирающие кости лопаток. Начинаешь задумываться о красоте, лишь тогда, когда теряешь её. Совсем немногим удаётся любоваться тем, что есть, получая истинное, эстетическое удовольствие.
- Принёс?
- Да…
Мои крепкие руки сжимают тебя в стальных объятиях, губы легко проводят по шее. Дыхание сбивается, учащаясь с каждой секундой, пальцы неспешно, блуждают по твоей груди. Нам некуда торопиться.
- Что и требовалось доказать, - довольно зло бросаешь ты. В отместку легко кусаю тебя за шею. Удовлетворённо хмыкаешь, разворачиваясь ко мне лицом.
Твои руки осторожно обвивают мою шею, тонкие пальцы зарываются в пряди густых волос. Невольно наклоняю голову, касаюсь твоих губ своими. Но ты не позволяешь мне углубить поцелуй. Всё по-детски невинно. Наверное, я стал игрушкой в твоих опытных руках. И сам не заметил, как. Я…. Подчиняюсь мальчишке!
Раненное самолюбие обиженно взвыло, требуя прав. И, конечно, их не получает. Вернее, мне самому интересно, что из сего выйдет.
Тем временем, ты всё сильнее проникаешь языком в мой рот, довольно умело, нужно признать. Еле сдерживаю себя, лишь прижимаю сильнее к разгорячённому телу, так, что чувствуются пробегающие меж нами разряды.
Ты отстраняешься, и кладёшь рыжую голову мне на плечо.
- Что ж так плохо…
Слабый шепот щекочет ключицу, я склоняю голову, пытаясь разглядеть выражение твоего лица. Темно и мрачно. Ни черта не видно. За сколько лет ты научился так умело скрывать свои эмоции под маской безразличия и ледяного спокойствия? Два, три года тебе потребовалось? Почему ты скрываешь свои чувства от всех? Неужели все люди – звери?
Не замечаю, как выкрикнул последнюю фразу.
- Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки, - ты улыбаешься. Но улыбаешься совсем грустно.
- Да? Тебе нравятся собаки? – не без иронии протягиваю я.
- Извращенец…. Ты обижаешь Шукаку.
Не хочу слушать, и попросту заставляю тебя замолчать. Ты безнадёжно прикрываешь глаза, ждёшь секунд 5, и отталкиваешь меня.
- Прости, не сегодня, - обернувшись в полотенце, выходишь из ванной. А я, как полный дурак, ещё долго стоял под горячими каплями воды.
* * *
Ты сидишь на кровати, уткнувшись взглядом в никуда. Вернее, в определённую точку. А ещё точнее, ты смотришь на муху.
- Не спишь? - глупый вопрос, мог бы и не спрашивать. И так прекрасно знаю ответ.
Сажусь сзади тебя, пробегаю пальцами по гладкой коже твоей спины. Пальцами, словно кистями, рисую иероглифы. Затейливые знаки вывожу красками страсти. Ты вздыхаешь, наваливаешься на меня, в результате кладёшь голову на колени. Я медленно перебираю короткие рыжие пряди, и твои глаза постепенно закрываются.
- Побудь со мной ещё, пожалуйста…
Тихий шёпот можно сравнить с падшей осенней листвой, шуршащей под ногами. Сразу представляется пустынная аллея в конце сентября. Как же я соскучился по мирной жизни…
- О чём ты думаешь?
Ни о чём, любимый, ни о чём.… Сжимаю твою руку в своей, подношу к губам, легко целую запястье.
- Молчишь, - ты прикрываешь глаза, и в темноте кажется, что ты спишь. Такой же холодно-прекрасный, как мой брат. Мой маленький, глупый брат.
Мой свободный, властный Казекаге.
Мой… Мои!
* * *
- Это почему-то напоминает мне легенду о Гамельнском крысолове, - ты открываешь глаза, и переворачиваешься на спину.
- Не понял.
- Я про Орочимару. Тоже выманивает детишек. Вот только вместо флейты у него глупые рассказы о силе. Всего надо добиваться самостоятельно.
- Ты не прав, - провожу рукой по твоей шее, на секунду задерживаясь у ключиц.
Ты отталкиваешь мою руку, словно тебе неприятно моё движение.
- Может, и не прав…
Надо же, ты хоть в чём-то со мной согласился.
- С чего это вдруг ты заговорил об этой змее?
Ты хмыкаешь, и словно нехотя, лениво растягивая слова, отвечаешь.
- Да вот Саске вспомнился. А где одна беда, дам и вторая.
Я задумчиво подпираю подбородок локтём, внимательно смотрю тебе в глаза. Они похожи на ледяные колодцы с кристально чистой, почти прозрачной водой. Ты же напрочь стараешься не встречаться со мной взглядом.
Провожу рукой по твоей щеке, заставляя повернуться и посмотреть на меня. Мои бледные пальцы светлым пятном выделяются на твоей матовой коже, мерцающей в свете неяркой декабрьской луны.
В оконные щели подувает ветер, принося с собой редкие песчинки. Они кружатся под потолком маленькими смерчами, и я, как человек не привыкший, то и дело протираю глаза.
- Иди, скоро восход. Представляешь, какой скандал учинят, если тебя увидят здесь?
- Прогоняешь? – прижимаюсь к тебе, обнимая за талию. Ты вздрагиваешь, но не протестуешь.
- Позволь мне остаться до рассвета…
Лёгкая шёлковая ткань простыни сжимается неаккуратными складками под твоими пальцами. Легкая шёлковая ткань простыни скользит под нашими телами, подчиняясь неизведанному ритму. Тёмно-серым потоком она струится вдоль твоих плеч, бёдер, ног.
Тёмно-серый поток орошается кровью.
По спине, как раз между лопаток текут багровые струйки, по моей спине течёт кровь.
А ногти всё глубже вонзаются в мягкое, податливое тело.
Я сильнее сжимаю зубы на твоей шее, почти кричу от боли, от страсти.
Из твоего горла вырывается хриплый вой «Кровь!», ты пытаешься дотянуться до моей спины, не обращая внимания на дикую боль. Сильно давлю тебе на плечи, возвращаю в исходное положение, сильнее вонзаюсь внутрь твоего тела, заставляя выгибаться его дугой.
Вместе со скользким потоком ткани сползаем на пол. Тёплое ложе осталось на недосягаемой высоте. Нам не подняться, приходится лишь ещё глубже погружаться в трясину похоти. Мы остались на полу, и продолжали убивать друг друга... Как звери.
Когда первый луч тёмно-красного солнца задрожит на подоконнике, я подниму смятый плащ.
Когда первый луч тёмно-красного солнца коснётся твоего лица, я уйду. Через окно, по старинке.
Когда первый луч…. Но нам бы дожить до рассвета! Нам бы не сгореть в пламени наших объятий!
Но это ещё так не скоро…
Мне попросту нужно успеть.
* * *
Somewhere between the secret silence and sleep - disorder.
Действительно. Где-то совсем далеко, где-то, где нас никогда не найдут. Там, меж священной тишиной и полусном, дрожащим тьмой из-под ресниц…. Где-то там. Где-то далеко-далеко…
Господи, как бы я хотел добраться до такого места. Скрыться от любопытных, завистливых глаз. Просто на секунду почувствовать себя маленьким!
Куда я? Я бегу от себя. Это самообман.
Обманув и предав всех, постепенно начинаешь замечать, что и с собой ты не совсем честен теперь. Казалось бы, доверять отныне можно только себе.… Но и себя предаёшь. Но и от себя бежишь. А скрыться так и не сможешь.
Somewhere.
Жаль прощаться с привычным прошлым, жаль уходить с тёплого места, к которому ты так привыкаешь. Даже немного жаль тех, кого убил.
Одного не жаль. Ничуть не жаль тебя.
Between the secret silence and sleep.
А найти такое место всё же хочется.
Обнимаю руками колени, притягивая их к груди. Задумчиво-печальный взгляд бессмысленно бродит по комнате, пытаясь зацепиться за что-нибудь. Ничего мало-мальски интересного. Простая, скучная жизнь, окрашенная в безразличные, безвкусные тона серых красок.
И на сером фоне обыденных дней пылают, переплетаясь, иссиня-черные перья твоих волос, да рыжий огонь его прядей.
Disorder.
И знаешь, мне не стыдно. И знаешь, мне не жаль. Ничуть не жалею о том, что посмел втянуть тебя в эту опасную игру.
I’ve got nothing to give and to lose.
И мне действительно нечего терять.
* * *
- Унизительно, - в прочем, без эмоций, говоришь ты.
Взмахом ресниц заставляешь меня поднять Саске с колен.
По его бледному лицу текут слёзы. Он плачет.
Ты улыбаешься. Жестокой, холодной улыбкой.
В его глазах столько боли и слепой ярости. Ненависти и просто обиды.
Твои глаза, как помутневшие от времени зеркала – не разглядеть за ними тайн твоей души. Мёртвые.
Твои тонкие, длинные пальцы касаются его щеки, легко поглаживая её, ты приподнимаешь его голову. Моя рука сжимается на плече Саске, я прижимаюсь к его мокрой спине. Нашёптываю что-то на ухо. Слова теперь не важны, я не помню их смысл. Не помню, был ли он.
Ты приподнимаешься с кресла, и, обнимая Саске за шею, притягиваешь к своему лицу. Целуешь. Долго, страстно, словно выпивая из него жизнь. Братец по привычке закрывает глаза, только длинные тени от ресниц прямыми стрелами дрожат на щеках.
У тебя такой привычки нет. Ты смотришь на меня, и я вижу в этом взгляде копию твоей холодной улыбки.
Я, не отрываясь от твоего лица, на ощупь стягиваю с Саске одежду, вернее, только нижнюю её часть. Неспешно раздеваюсь сам.
Невыносимо смотреть, как ты целуешь другого. Отталкиваю голову Саске, тот незамедлительно припадает к твоей шее, спускается чуть ниже, по направлению к ключице, слегка покусываю нежную кожу – на белоснежном шёлке остаются небольшие, словно лепестки роз, отметины его зубов.
Придерживая тебя за подбородок, притягиваю к себе. Мой язык медленно, словно растягивая удовольствие, словно издеваясь и дразня, проникает в твой рот. Ты довольно-таки больно прикусываешь мою нижнюю губу, кровь тонкой струйкой стекает по шее, тягучей, вязкой каплей падает на крестец брата.
Мои сильные руки с тонкими пальцами задирают его рубашку, сам губами приникаю к его спине, исследуя языком ровную линию позвоночника. Слизываю солёную капельку крови, смотрю на тебя, как будто жду похвалы.
Ты откидываешься на кресло, тихо ухмыляясь мне в ответ. Саске поспешно становится на колени, расстёгивает твою рубашку. Его маленький язычок пробегает по твоему телу, но ты словно не замечаешь его усердий.
Я раздвигаю ноги Саске, провожу рукой по его напряжённому животу. Ещё ниже…. И теперь замечаю, насколько он возбуждён. Нахожу вход в его тело, но пока лишь пальцами. Задаю начальный ритм, подчиняясь ему, поглаживаю член Саске. Мальчишка вздрагивает всем телом, стонет «Да, Итачи…». Наклоняя его голову, ты возвращаешь его к прерванному занятию.
Облокотившись одной рукой на подлокотник кресла, ты подпираешь ею подбородок. Ощущение, что ты просто наблюдаешь. Если бы не вторая рука.
Тонкие пальцы кажутся почти прозрачными на фоне смолянисто-чёрных волос Саске. Тонкие пальцы переплетаются с тёмными прядями.
Тонкие пальцы спокойно и властно направляют голову мальчика всё ниже и ниже.
Саске стягивает с тебя брюки, и, не задумываясь ни на секунду, словно проделывал это в сотый раз, ловко и уверенно направляет твой член себе в рот. По бесстыдству и профессионализму движений, его можно было бы сравнить со шлюхой, в очередной раз обслуживающей любимого хозяина.
Ты коротко выдыхаешь сквозь зубы. Твоя железная маска дала трещину.
Я больше не могу терпеть, осторожно вхожу в Саске. Его горячее, узкое отверстие охотно принимает меня, и я начинаю двигаться, с каждым толчком ускоряя ритм.
Брат извивается всем телом, но его стоны заглушаются. Он не выпускает твой член изо рта.
Ты с меланхоличной ухмылкой всё так же спокойно перебираешь пряди его волос. Твои голубые глаза внимательно следят за каждым мои движением. Взмахом ресниц, приподнятой бровью, ты позволяешь сделать мне единственно верный шаг. И мне нравится такое снисхождение. Мне нравится слушаться всех твоих приказов. Интересно играть в кукловода. Особенно когда игрушка – ты.
Саске изгибается подо мной, когда я кончаю, заливая мою руку тёплой спермой. Кричит, освобождая, наконец, свой рот.
Я тяжело дышу, он неразборчиво бормочет что-то. Я не смею встретиться с тобой взглядом. Я прекрасно знаю следующий приказ.
Наклоняюсь, шепчу Саске в самое ухо:
- Ты должен всё собрать, до последней капли. Если останется хоть чуть-чуть, придётся тебя наказать, Саске-кун.
Он, теперь уже осторожно и методично берётся за дело. Его язык, словно змея, обвивает твой член.
Я смотрю тебе в глаза.
Я смотрю на твоё лицо. На твоё невозможно прекрасное лицо.
На холодное, почти неживое лицо. На нём, словно луч далёкого весеннего солнца улыбка.
Ты улыбался.
Улыбался мне.
